Рассказ о сомневающемся в светлости праздника мальчике Мите, в котором, надеюсь, и вы найдете для себя много ценного .
Наступила Страстная Суббота. Маленький Митя, продававший букетики фиалок, переходил от одного окна магазина к другому и не мог налюбоваться всем тем, что выставили владельцы магазинов для приманки покупателей.
“Ах, вот если бы купить хотя бы один маленький куличик! — думал Митя, стоя у окна булочной. – Как бы обрадовались мама, Катя и Женя!”.
Он развернул бумажку, в которой лежали деньги, полученные им за проданные фиалки. Там было всего 10 копеек, а на них много не купишь. Правда, в руке мальчика остались еще 2 букетика, но когда еще продашь их!
Мите стало грустно. Он вспомнил, что его мама с самого утра хлопотала, чтобы приготовить что-нибудь к празднику, но у нее совсем не было денег. Когда-то, когда Митин папа еще был жив, у них всегда было очень весело на Пасху. А теперь...
«Светлый праздник, Светлый праздник! – пробормотал он. – Для кого Светлый, а для кого и нет!».
«По чем фиалки, мальчик? — Вдруг спросила какая-то женщина, подойдя к Мите. – Дай, голубчик, оба букетика, украшу и я пасхальный стол для дочки!». Женщина весело рассмеялась и сунула Мите в руку двугривенный, хотя фиалки стоили всего 3 копейки пучок. «Купи себе, миленький, куличик, разговейся на доброе здоровье! С наступающим Светлым праздником!».
У мальчика стало радостно на душе, он глубоко вздохнул и перекрестился .
«Куплю сейчас самый маленький куличик, — подумал Митя, — а потом всем по одному яичку: маме – золотое, Кате – зеленое, а Жене – красное. Вот обрадуются все!».
Митя вошел в булочную и робко попросил толстого румяного булочника: «Дайте мне самый маленький куличик, но только, чтобы был вкусный». – «Хорошо, голубчик, — ответил булочник. – А расскажи мне прежде, сколько тебе лет, с кем ты живешь, что делает твой отец?».
Толстый булочник так ласково смотрел на мальчика, что Митя невольно сразу проникся к нему симпатией и все откровенно рассказал. – «Ну, вот тебе кулич, мальчик, правда маленький, но очень, очень вкусный, — проговорил булочник, обсыпая сахаром небольшой куличик. – Неси его осторожно, а когда придешь домой, воткни в самую средину вот эту розу; я ее тоже заверну в бумагу».
На оставшиеся от покупки кулича деньги Митя купил всем по яичку и помчался домой, чтобы скорее обрадовать свою маму, сестру и младшего братишку. Мама, между тем, уже вымыла пол в комнате, приготовила детям чистое белье, накрыла стол старенькой скатертью. И грустно подумала о том, что ее деткам нечем будет разговеться. Ничего, кроме черного хлеба и чая, у нее не было в доме.
«Митя идет, Митя идет, — закричала Катя, — у него в руках пакет, а фиалки он, видимо, все продал».
– «Здравствуй, мам, с наступающим Светлым праздником поздравляю вас всех! — торжественно проговорил Митя, кладя пакет на стол. – Вот, мама, тебе кулич, а это – яйца, только получите их, — обратился он к брату и сестре, — после заутрени.”
– «Откуда у тебя, Митенька, такое богатство?» – удивилась мама.
Митя рассказал ей про добрую женщину и веселого булочника.
«Он такой любопытный, мамочка, такой любопытный, все расспросил; а все-таки славный!», — оживленно докладывал Митя.
Мама положила кулич на тарелку, а вокруг разложила яйца. «Надо воткнуть теперь розу, — сказал Митя, — булочник велел в самую средину. Дай, мама, я сам сделаю!».
Митя отыскал среднюю точку в куличе, хотел всунуть туда цветок, но что-то в нем мешало сделать это. Митя расковырял довольно большой кусочек теста — и вдруг внутри что-то заблестело.
«Смотри, мамочка, что это там такое!?» – воскликнул Митя. Мама наклонилась и вынула золотую монетку в 10 рублей
«Господи, что за чудо?» — перекрестилась она.
«Это деньги, — закричали дети и запрыгали от радости вокруг стола, — теперь ты нам всего-всего накупишь!».
– «Нет, детки, эти деньги не наши, — назидательно проговорила мама, — верно, булочник, нечаянно отдал этот кулич Мите. Скорее неси, сыночек, деньги в булочную», — продолжала она, обращаясь к сыну...
Через четверть часа Митя уже снова был в булочной.
«Что скажешь, мальчик? Кулич, что ли, оказался невкусным?» – спросил будочник, увидев Митю.
«Вы, вероятно, нечаянно продали мне не тот кулич, — ответил Митя, — вот возьмите – там был золотой».
Булочник обнял Митю и поцеловал его в голову.
«Эти деньги твои, голубчик, — сказал он. — Видишь ли, мне хотелось ради большого праздника доставить кому-нибудь радость. Вот я и запек в маленький куличек 10 рублей. Я подумал, что тот, кто придет покупать самый маленький кулич, наверное, нуждается больше других, и для него будет большой радостью получить в самый день праздника такой подарок. Я не ожидал, что мне вернут эти деньги, а ты оказался даже лучше, чем я думал».
– «Мама велела мне отнести золотой!» — пробормотал Митя, еле переводя дух от восторга.
«Беги скорее, голубчик, домой; верно, у твоей мамы еще многого не хватает к празднику, а лавки, пожалуй, скоро закроют».
Митя помчался, как стрела, крепко зажав в руке золотой...
Все дети – и Катя, и Женя, и Митя – пошли вместе с мамой за покупками. У всех было так светло и радостно на душе. Митя взял у мамы целый рубль, разменял его на мелкие монеты и раздавал их всем тем, кто стоял у окон магазинов, не решаясь войти в них. Он вспомнил, как часа 2 тому назад ворчал, что Светлый праздник не для всех Светлый, и ему очень хотелось, чтобы всем людям было сегодня весело, и все могли разговеться хоть маленьким куличиком.
Часам к 10 у Митиной мамы уже все было готово к празднику. Рядом с маленьким куличиком стоял большой кулич, хорошенькие яички лежали в корзине с зеленью. Тут же на столе красовался беленький барашек из масла, и лежал большой кусок ветчины, украшенный розовой бумагой. Мама причесала детей, надела им новые воротнички и галстучки. Митя, Катя и Женя по очереди подходили к маленькому зеркалу и любовались своими обновками.
Раздался торжественный перезвон колоколов. Митя завернул в чистый платок маленький куличик, принесший им счастье, и пошел его освятить. Дети торопливо шли с мамой вслед за ним. Едва успели они придти в церковь, как грянул пушечный выстрел, которым обыкновенно в Страстную Субботу дают знать жителям невской столицы, что наступила полночь, и вместе с ней Светлый праздник. Вышел крестный ход, и певчие запели: «Христос воскресе!..».
«Христос воскресе, мама! – прошептал Митя, подавая яичко маме и целуясь с ней, — как светло и радостно мне сегодня! Вот уж, действительно, Светлый праздник».
— «Воистину воскресе, сыночек, — ответила мама, — дай Бог, чтобы этот праздник был для всех деток на свете самым светлым и радостным!».
Вот такой круговорот радости в маленьком рассказе – все стали счастливее, радостнее и богаче .
И женщина, отдавшая больше денег, чем стоили фиалки, и пекарь, положивший в куличик золотую монетку, и маленький продавец фиалок Митя, еще недавно сомневающийся в светлости праздника и получивший с помощью Божьей радость для всей семьи. И, надеюсь, каждый из Вас, прочитавший этот назидательный рассказ.
Всякая радость, а особенно пасхальная, удивительна тем, что когда ею делишься, она лишь увеличивается. В этом и заключается правильное празднование Пасхи.
Пасха – праздник не индивидуальный: себе, любимому — укрыться за 3-метровым забором, поесть мяса после 40 с лишним дней поста и наесться куличей до отвала; Пасха — это праздник для всех.
Каждый из нас может подарить частичку своей большой радости другому.
Поделиться радостью с нищими, которых встретите, с одинокой бабушкой-соседкой, живущей в вашем подъезде, устроить Пасху бедным людям, которых вы знаете, поделиться теплом светлого праздника с теми, кто не смог пойти в храм, поздравить близких, родных и знакомых, — это и будет та радость, которая отзовется в вашем сердце. Недаром говорят: неразделенная радость – не радость.
Чем больше мы будем этой радостью делиться, тем больше она будет в нашей душе, в нашем сердце.
Пасхальная радость — это дар Божественной благодати, но он подается тем, кто ищет его. И, конечно, Пасхальные дни — это повод разрушить привычный «праздничный стереотип» и сделать так, чтобы наша радость не была только радостью плоти, но прежде всего — радостью сердца и духа.
В эти дни посетите Божий храм, помолитесь, проникнитесь светом Божьей Любви, наполните душу Пасхальной радостью и поделиться этой радостью о Воскресшем Господе с окружающими Вас людьми, особенно с теми, кто нуждается в утешении и поддержке.
Если мы хотим достойно встретить Пасху, надо сделать все возможное, чтобы жизнь пришла и поселилась в нашем доме, и осталась навсегда. Тогда мы сможем сказать, что не только день самого светлого Христова Воскресенья, но и все последующие дни нашей жизни будут Радостными, Светлыми, Пасхальными.
Главное — перед Пасхой не закрывать двери сердца своего, а всегда держать их открытыми для родных, для близких, для Бога. И тогда Пасха будет и сегодня, и завтра, и во веки веков.
Вот так правильно встречать Светлое Христово Воскресение.
С праздником Пасхи.
Христос Воскресе!
священник Артемий Литвинов, настоятель храма в честь великомученика Артемия Антиохийского.
Сказание о чуде, бывшем в пещере во время Пасхи в Киево-Печерской Лавре.
Преподобные отцы Печерские молите Бога о нас,
Говоря о жизни и подвигах Святых Киево-Печерских угодников Божиих, уместно вспомнить здесь об одном чудесном событии, относящемся к блаженным отцам, почивающим в пещерах.
Было это в лето от создания мира 6971-ое, от Рождества же Христова 1463. На княжеском престоле в Киеве в это время сидел Симеон Александрович Олелькович, жив был и брат его Михаил. Архимандритом монастыря Печерскаго был тогда блаженный Николай. Некто от братии, священно-инок Дионисий, называемый Щепа, в день светлого праздника Христова вошел в пещеру преподобного Антония покадить тела усопших Святых. Придя на место, называемое общиной или трапезной, Дионисий, покадивши, сказал: "Св. отцы и братия! Сегодняшний день есть день великий: Христос Воскресе!" И тотчас ответил ему голос от всех телес, как гром прогремевший: "Воистину Воскресе!"
Таковым чудом, хранимые Господом кости тех праведников, угодивших Христу Богу при жизни, и по смерти засвидетельствовали Святость Печерских угодников. Взирая на их Святую богоугодную жизнь, изучая их подвиги и дела, будем стараться, по мере сил наших, подражать тем великим светильникам, да сподобимся и мы, читатели их, молитвами преподобных сих отцев, которых мы кость от костей, плоть от плоти их, после смерти своей живота, благодати и участия в их присносущней славе о Христе Иисусе, Господе нашем. Ему же со безначальным Его Отцем и с Пресвятым, Благим и Животворящим Духом подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно и в бесконечные веки веков.
Аминь.
ПАСХАЛЬНЫЙ РАССКАЗ
"ПРАЗДНИК ПРАЗДНИКОВ!"
С самого раннего утра выносили из дома всё (мебель, вещи, посуду) в сенцы или прямо на тротуар ставили, если выходной выдавался солнечным и ярким. Смахивали веничком паутинки по углам комнат (тенёта, по меткому выражению бабули). И начиналась побелка! В процессе работ бабуля то и дело напоминала родителям: «Лучче тихо да не лихо! Не торопитеся, не неситеся сломя голову. Смотрите, не наполосите мне там!» Папа в этом плане был мастером на все руки – белил он очень быстро, ловко, на загляденье красиво.
После завершения работы к вечеру в дом вносили мебель, закрепляли гардины, развешивали шторы на окна и в дверные проёмы. На окнах в зависимости от времени года бывали разные шторы. Зимой – из ткани потемнее и потолще («штоб не так быстро пылились от печешной сажи»), летом – более светлые, небесно-голубые или изумрудные, в тон лазурным потолку и стенам. После побелки в доме ещё с неделю остро пахло известью, чистотой и свежестью.
Уставшие от напряжённой и активной работы, поочерёдно торопливо мылись в бане, которую к вечеру вытапливала для «побельщиков» заботливая бабушка. А когда на дворе уже было совсем темно, быстро ужинали и ложились спать. В понедельник с утра спешили кто в школу, кто на работу: выходной-то тогда был один – воскресенье.
«Приходится грешить, што поделашь, поелику в таковом антихристовом государьстве живём. Ну да не беда, Господь простит подневольных людей: он тех, кто труждается, любит, а лодырей оченно даже не уважает», – подводила итог дню довольная бабуля.
В следующий выходной мама с бабушкой вытаскивали внутренние оконные рамы, которые вставляли «на зиму» перед самым Покровом. После того как вынимали рамы, выбрасывали в печь межрамную «начинку».
После выемки рам вымывали окна (одинарошные – по словам моих родных), и в доме сразу становилось светлее. Больше воздуха и солнца, а если откроешь форточку, то и пение птиц, и быструю звонкую капель уловишь. К Вербному воскресенью и Чистому четвергу дом сиял чистотой.
Красный уголПеред Пасхой старались украсить имевшиеся в домах иконы. В нашем доме долгое время была одна икона (Варвары-великомученицы), которую в иное время года по требованию мамы бабушка прятала в большом деревянном сундуке, доставшемся ей по наследству. Из образа вынимали стекло, после чего низ иконы и боковые стороны украшали крохотными бумажными букетиками, сделанными мамиными руками. Делать бумажные цветы её научила баба Маня, происходившая из купеческой среды. В юности, ещё до революции, она обучалась в Иркутском епархиальном училище, которое когда-то закончила мать любимого мною драматурга Александра Вампилова.
Каких только цветов ни делала моя мама! Таких бумажных роз, как у неё, из специально купленной в городе разноцветной жатой бумаги я больше ни у кого не видела.
Когда умирал кто-то из знакомых, его семья приносила нам скреплённые проволокой венки, сделанные из пахучих пихтовых веток, на которые мама равномерно цепляла бумажные розы и хризантемы. Отказать людям было трудно, почти невозможно, потому что купить цветы было негде. Цветы на похороны или Пасху мама делала знакомым бесплатно, из чувства сострадания и жалости. Разве что благодарные клиенты приносили ей иногда за труды молоко или домашние куриные яйца.
Недели за две до Родительского дня народ просто одолевал маму. И она по вечерам чуть ли не до двенадцати ночи сидела и крутила свои чудесные бумажные цветы. А лет с десяти-одиннадцати и я присоединилась к ней, так что вдвоём дела пошли у нас намного быстрее.
Помню, как на полу в кухне в бутылках из-под шампанского у нас стояли готовые розы и хризантемы разных цветов и оттенков. Папа со смехом комментировал наши труды: «Похоронное бюро в работе! Отбиваете хлеб у тёти Наташи» (женщины, которая в нашем посёлке делала цветы на продажу). Но у тёти Наташи таких красивых, как у мамы, цветов отродясь не было.
С Чистого четверга приближение Пасхи чувствовалось сильнее. Начиналась волнующая суета: крашение яиц, выпечка куличей. Детям шили праздничную одежду – девочкам ситцевые платьица с большими карманами, куда можно было складывать пасхальные яички. Мальчикам – рубашки и брючки.
Бабушка доставала из холодных сенцев холщовый мешочек с луковой шелухой, в большой кастрюле кипятила воду, капала в неё несколько капель уксуса («штоб краска к яйцам лучче прилипала»), бросала шелуху. После того как вода становилась насыщенного густо-коричневого цвета, шелуху вынимала, студила воду и уже потом укладывала в неё яйца для окрашивания.
Куличи у бабушки всегда получались очень высокими, потому что она пекла их в глубоких эмалированных кружках или жестяных банках. Тесто замешивала с молитвой. Традиционных молитв она почти не знала (рано осталась сиротой, отцу, крестьянину-единоличнику, некогда было обучать её тому, чему должна была научить мать), но искренне и самозабвенно, всем сердцем и душой почитала Иисуса Христа, Пресвятую Богородицу, Николая Угодника, Параскеву Пятницу (для меня долгое время оставалось загадкой странное имя этой святой – Пятница) и Варварушку-великомученицу.
Помню, как ранним утром выходила она на крылечко и, глядя на восток, что-то тихо шептала, о чём-то просила Господа и Его Пречистую Матерь. Слова её молитвы были самые простые, из глубины сердца: «Матушка Владычица, Пресвятая Богородица! Пожалуйста, помоги моим доченьке и внученьке, моему любимому сыночку-зятю. Пусть всё у них в жизни будет хорошо, пусть будут живы и здоровы, не знают никавды ни нужды, ни болезней, ни горя, ни бед…»
Когда я уезжала на учёбу, она всегда крестила меня в дорогу и просила Божью Матерь защитить её любимую внученьку. К сожалению, мама часто ругала её за эту «темноту и невежество», не понимая, что именно этим мы все и живы.
В Пасху стол ломился от яств. Не буду перечислять – это был самый богатый стол в году. Ребятишки выбегали в нарядной одежде на улицу и стукались яйцами, соревновались, у кого «биток самый прочный». Помню, как один мальчишка с нашей улицы набил целую чашку яиц. Собрал все наши яйца и с гиканьем помчался домой хвастаться, что всех побил. Позже выяснилось, что «биток у него был невзаправдушний» и «чокался» он с нами крашеным деревянным яйцом. Катали с горочки крашеные яички. Выигрывал тот, чьё яйцо укатится дальше всех и не разобьётся. Взрослые угощали знакомых и соседей куличами и яйцами и христосовались – троекратно целовали друг друга в щёки с возгласом «Христос воскресе!». В ответ получали радостное «Воистину воскресе!».
После христосования и чоканья битков молодёжь и ребятня наперегонки мчались на качели. Сперва разрешали порадоваться малышне, а уже потом чуть ли не до ночи на качелях развлекались парни и девчата. Смеху и гомону было! Признавались в любви и целовались, мирились и ссорились, если кто-то чересчур сильно раскачивал доску.
Почему-то с детских лет Пасха кажется мне необыкновенно солнечным и ярким днём, хотя, конечно же, бывали дни дождливые и хмурые. Но всё-таки Пасха для меня – это всегда синева небес и ослепительно сияющее солнце. Праздник праздников и Торжество торжеств!
ЧУДО НА ПАСХУ
История знала немало необычных событий, происходивших на Светлое Воскресенье в разные годы. Некоторые из них получили широкую огласку в средствах массовой информации. Одно из величайших пасхальных чудес в нашей стране произошло сто лет назад, когда в бурные революционные дни верующих не пустили на Пасху в столичный Кремль.
Весной 1918 года Кремль выглядел удручающе. Во время бурных событий октября 1917-го его высокие стены и ворота сильно пострадали от большевистских обстрелов. В частности, полуразрушенными стояли Никольские врата, по которым велась стрельба из пушки. Над воротами издавна был образ Николая Чудотворца, выложенный мозаикой. В одной руке святой держал массивный меч.
К этому образу у москвичей было особо теплое отношение, так как он выстоял нашествие французов в 1812 году и даже остался цел после того, как оккупанты заложили под башню Никольских ворот заряд взрывчатки. Строение взрывом было сильно изувечено, а вот образ остался нетронутым. Но спустя столетие он не смог пережить большевистских обстрелов: лик святого был сильно поврежден, одна рука полностью уничтожена, осталась лишь та, что с мечом.
Приближалась Пасха 1918 года, но людей не пускали в кремлевские храмы. Возле ворот ежедневно собиралась толпа народа, который привык посещать Кремль в Светлое Воскресенье. Никто до конца не мог поверить, что его так и не откроют. Никольские ворота были наглухо забаррикадированы строительными лесами, а лик святого Николая затянут красным стягом. Но верующие москвичи точно знали, где расположен образ и неистово молились в его сторону, прося, чтобы новые власти смилостивились и пустили народ в Кремль на пасхальную службу. Этого не случилось, ворота для людей так и не открыли. Но произошло другое.
Невероятным образом красный стяг, закрывавший лик святого Николая, порвался надвое, представив образ людям. Как свидетельствовали тогда очевидцы, ткань по краям была словно немного обгоревшая. И тогда все решили, что это сам Николай Чудотворец своим мечом разрубил красную материю. Молва об этом быстро разлетелась по всем концам Москвы, и народ все прибывал, чтобы своими глазами увидеть произошедшее. А сам этот случай прочно вошел в список историй, посвященных чудесам, случившимся на Пасху. Примечательно, что о нем упоминается даже в одном из стихотворений поэтессы Марины Цветаевой.
_______________________
ИЗ РАССКАЗОВ СВЯЩЕННИКА:
ПАСХАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
...Была Страстная Суббота.Дождливая с утра погода изменилась.
Солнце приветливо грело, и воздух, влажный и теплый, был свеж и чист, несмотря на уже позднее время дня.
На улицах, благодаря хорошей погоде, толпилась масса народа и делового и гуляющего. Все готовились встретить праздник, все шли с пакетами: кто нес цветы, кто кондитерские коробки, кто пасхи и крашеные яйца; мальчики из разных магазинов разносили закупленное. Одним словом, все спешили, торопились, толкали друг друга и не замечали своего невежества, занятые своими думами.
У ворот одного громаднейшего многоэтажного дома на многолюдной улице стояла в раздумье девочка лет 10-ти. По её наряду и большой черной картонке можно было сразу определить, что это — девочка из мастерской дамских нарядов, посланная со сдачей сшитого платья. Она была крайне озабочена. Несколько раз принималась она пересматривать свои два кармашка, вынимая оттуда каждый раз наперсток, грязный носовой платок, напоминающий скорее пыльную тряпку, рваные перчатки и какие-то лоскутки, но очевидно, того, что она искала, не было. Личико её все становилось испуганнее и, наконец, исказилось выражением ужаса и беспомощности. Она громко зарыдала и приговаривала: — «Она изобьет меня, изобьет. Что мне делать, кому я сдам платье?»
Конечно, никто из предпраздничной толпы не обратил внимания на плачущего ребенка, и неизвестно, сколько бы времени простояла девочка, плача и не зная, что предпринять в своем горе, если бы случайно не вышел дворник посмотреть на дворе порядки.
— Чево ты ревешь тут? Тяжело нести что ль? — спросил он, поднимая с земли картонку и оглядывая маленькую, худенькую, побледневшую от испуга, девочку.
— Ну, отдохни, отдохни. Вот сюда иди, — говорил он, уводя ее под ворота, где стаяла скамейка. — Садись, отдохни, куда несешь-то? Далече еще, что ль? — участливо спрашивал он и ласково погладил головку плачущей и поправил сбившуюся косынку.
Вместо ответа растроганная непривычной лаской бедняжка еще больше залилась слезами, но вдруг слезы остановились и, вперив разом ставшие сухими глаза в доброе лицо мужчины, она спросила:
— А она не выгонит меня? Дяденька, вот что я наделала! Я потеряла записочку, куда нести платье. А сдать-то его надо здеся, в этом доме. Дяденька, вы тутошний, вы знаете. Барыня платья у хозяйки моей заказывает, ей надо всенепременно к 5-ти часам платье, к заутрени одеть. Барыня много платев шьет у хозяйки, и хозяйка ее очень любить Она меня изобьет, голодом оставить, если я вернусь обратно с платьем, и она сказала мне: — «Катька, торопись, тебе еще надо идти на Николаевскую, как вернешься. Еще другое платье нести».
Девочка торопливо рассказывала свою беду, и большие грустные глаза её с мольбой и надеждой глядели в лицо спасителя, каким ей казался теперь этот чужой и ласковый дядя.
— Ишь ты дело какое, у нас тут квартир-то настоящих барских, важных-то, 60, мыслимо ли дело их все обойти да спросить, кому. Да и время-то уже 6-ой час, — посмотрел он на часы. — Ну, ладно. А как фамилия-то твоей хозяйки-мадамы?
— Анна Егоровна, мы все так ее зовем, а больше я не знаю, — бойко ответила ободренная девчурка.
Вот оно что, — присвистнул дворник, — как оно выходит-то; нет, Катюша, сердешная моя, — тронул он опять ее по голове. — Сегодня ничего тебе не могу помочь, день-то какой, сама знаешь. Надоть нам, служивым, порядок навести во время, да в баньку сходить. А ты и фамилии своей мадамы не знаешь, значит, дела твоего я не могу поручить подручным, а должен сам устроить.
Девочка вопросительно-растерянно смотрела, видимо не понимая, в чем дело.
— Вот что я тебе скажу, — продолжал словоохотливый дядя. — Картонку ты оставь у меня, приходи завтра, и мы отыщем, чье это платье, а хозяйке ничего не говори; скажи, картонку барыня у себя оставила.
И он погладил еще раз хорошенькую головку, вполне уверенный, что грозный час минует ребенка, а потом все сгладится, можно упросить барыню простить маленькую заморенную труженицу ради великого праздника Воскресения Христова.
-Ну, беги домой скорее, не плачь, — ласково проводил дворник девочку до ворот и взял от неё картонку.
Ободренная и успокоенная Катя быстро направилась в обратный путь, который был довольно далек. Но снующая толпа мешала ей, и волей-неволей приходилось сдавливаться. В одном окне, где ее прижали прохожие, она увидала, что уже 6 часов.
«А хозяйка велела в 5 ч. быть дома», — пронеслось в ее голове. Опять страх обуял бедняжку. Она вспомнила, какая злая Анна Егоровна, когда она рассердится, как она всегда больно таскает за уши, как кричит, топает ногами, как обещает отправить ее обратно к тетке. И Катя остановилась решительно. В мозгу её перебирались все бывшие случаи гнева хозяйки.
Нет, она не вернется к хозяйке. Что ее ждет там в мастерской? Анна Егоровна сегодня очень злая весь день; она изобьет ее, запреть в темный, холодный чулан или, еще хуже, выгонит на улицу. Лучше она сама пойдет к тетке и расскажет свое горе, — решила Катя, — ведь тетка её добрая, она любить Катю, она отдала ее в ученье такой маленькой только по бедности.
От слез, страха и тяжелого раздумья Катя утомилась. Она прижалась к дому и не шевелилась… А воспоминания о прежней жизни, когда её мама была жива, назойливо лезли в усталую голову. Как было весело в этот день красить яички, готовить пасху…
С каким нетерпением ждала она, когда утром мама подойдет к ней с красивым яйцом похристосоваться! И Кате неудержимо захотелось на мамину могилку. Она хорошо знала, где схоронена была её мать: она часто там бывала с тетей. Только это далеко далеко, но Катя решила идти. Когда она достигла кладбища, уже смеркалось. И там тоже все напоминало наступление Светлого Праздника: могилки были разукрашены, везде цветы, дорожки посыпаны песком, сторожа развешивали фонарики около церкви и устанавливали какие-то столы.
Катя дошла до заветной могилки, села на холмик, молилась усердно, сама не зная, как и о чем, и передавала могилке случившуюся с ней беду, свою боязнь вернуться к хозяйке, и так говорила, будто мама её сидела рядом живая. Она не заметила, как все темнело и темнело, и, наконец, наступила тихая, теплая, светлая апрельская ночь.
Девочка решила дождаться утра на кладбище и пошла к церкви.
На богатых могилках теплились лампадки, около церкви было большое освещение. Она остановилась невдалеке и начала наблюдать. Много ходило нищих.
Вдруг к воротам кладбищенской ограды подъехал нарядный автомобиль-карета. Оттуда вышли молодая красиво одетая дама в светлом платье и господин. Они пошли навстречу человеку, который нес громадную корзину цветов, и все вместе направились к свежей украшенной ельником могилке неподалеку, где ютилась Катя. Дама указывала, как расставлять горшки, долго и много раз их переставляли, и, когда, наконец, человек ушел, она села на сделанную у могилки скамейку и задумалась. Она сидела печальная, молчаливая, сколько ни заговаривал с ней сопровождавший ее господин, она только покачивала головою. Катя подумала: — «Вот и богатая барыня, а такая грустная, о ком это она горюет?» — Ее очень это заинтересовало, и она подошла поближе, разглядывая красивые белые лилии и розы, жалея, что она бедная, не могла снести цветочка своей маме.
Дама вдруг посмотрела на девочку, хотела что-то сказать, но слезы закапали из её глаз и, точно угадав желание ребенка, она сорвала розу и подала девочке.
— Пора в церковь, — напомнил мужчина, и дама, поцеловав могилку и поправив на ней большое красное яйцо из цветов, прошептала: — «Мамочка, я приду к тебе еще, сказать «Христос Воскресе». — Они ушли. Катя проводила взглядом красивую даму и мигом отнесла подаренный цветок на могилку своей матери «В это время торжественно-величаво шел крестный ход кругом церкви, плавно качались хоругви в тихом воздухе, и далеко-далеко неслось громкое пение, колокола гудели и переливались тоненькими голосами, свечи молящихся мелькали и колыхались, образуя движущиеся огоньки. И так стало весело, радостно, что Катя замерла в восторге и очень, жалела, когда крестный ход ушел в церковь. Усталость взяла свое, ноги болели, надо было посидеть, и Катя пошла к той богатой могилке, где дама дала ей розу. Садясь на скамейку, девочка увидала на песке что-то блестящее. Она стала шарить рукою и подняла кольцо.
«Это верно уронила та дама, — подумала Катя, — надо ей отдать. А как это сделать? Вдруг она не придет сюда больше». — Немного подумав, девочка решила пойти к
автомобилю и там ждать, когда господа эти поедут домой.
Она завязала кольцо в носовой платок и, крепко зажав его ручонкой в кармашке, боялась шевельнуться, чтоб не потерять свою находку. Ждать ей пришлось недолго.
Дама и господин приближались к автомобилю. Дама горько плакала.
Катя быстро подошла к ней.
— Может-быть, вы кольцо потеряли, там, на могилке, у вашей мамы? — спросила она.
Дама схватила девочку за руку.
— Андрюша, Андрюша! — воскликнула она, — какое счастье, какая радость! Потеря этого кольца была для меня новое горе, это мамино кольцо, которое она так любила.
Ты откуда, девочка? ты сторожа дочка, наверно? Что ты делаешь одна тут ночью, отчего ты не дома? — закидала она вопросами Катю.
— Я не живу здесь, я пришла на могилку к маме, — чуть пролепетала девочка.
Волнения целого дня сказались на хрупком организме ребенка, и Катя, как подкошенная, упала на руки подхватившего ее господина.
Молодые люди свезли ее к себе домой и на другой день, узнав всю историю её, временно ее приютили, пока она совсем оправилась, а потом в память её поступка обеспечили ее капиталом, так что тетка могла взять к себе племянницу и дать ей приличное образование.
